Работа Делает Свободным?

 Шурик сделался еще тоньше, вертлявей и страшнее. Он походил на сколоченный из дрянных досок каркас, на который много лет назад повесили сушить какое-то тряпье и забыли, а в этом тряпье непостижимым образом затеплилась жизнь, да так утвердилась, что многому вокруг пришлось потесниться.

Виктор Пелевин

  

Мировоззрение Фридриха Хайека, а вслед за ним - современного неолиберализма - основывается на классических представлениях либеральных демократов о том, что, пребывая в мире, люди следуют своим эгоистическим интересам. Однако чтобы дело не дошло до войны всех против всех, необходимо государство, все механизмы которого направлены на сдерживание агрессивных инстинктов человека. Людям и самим надлежит, по крайней мере, отчасти, смириться с некоторыми ограничениями их свободы. А именно: не грабить, не убивать, не желать жены ближнего, честно и упорно трудиться. Тогда их общество (вернее - не общество, а "расширенный порядок", - см. ниже) окажется в состоянии предоставить все блага цивилизации: свет, тепло, канализацию и богатство. В соответствии с принципом "невидимой руки" Адама Смита, свободный рынок сам урегулирует все возникающие экономические проблемы. Достаточно, чтоб люди стремились извлечь личную выгоду из своей экономической деятельности, действуя исключительно как эгоисты, и не нарушали при этом правила торговли.

Представители неолиберальной идеологии предлагают своё объяснение появлению тоталитаризма и критику этой системы. Почему тема тоталитаризма так важна для неолибералов? Потому, что тоталитаризм, по их мнению, является антиподом их представлению о правильно устроенном обществе. И главным врагом этого общества.

Причины зарождения и развития тоталитаризма неолибералы видят в господствовавших в первой половине XX столетия социалистических и коммунистических учениях. Социалисты и коммунисты выступали против рыночных отношений, стремились полностью или частично заменить их государственным или общественным регулированием экономики. В результате в руках государства оказалась сосредоточена огромная экономическая и политическая власть, превратившая людей в рабов. В условиях коммунистического режима вся полнота ответственности за принятие экономических решений лежит на государстве, которое монопольно контролирует экономику и концентрирует в своих руках всю власть. Такое государство уже никто и ни в чем не может сдержать или ограничить. Это гигантская, бюрократизированная до предела монополия, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Граждане такого государства обречены на рабское существование, на стояние в очередях в государственные кормушки, где чиновники выдают им скудный паек, а взамен требуют полной лояльности. Это и есть тоталитаризм.

Пожалуй, с таким объяснением процесса формирования тоталитаризма можно было бы отчасти согласиться. Во всяком случае, критика госмонополизма и тирании во многом справедлива. Но почему же социалистические и коммунистические учения имели такую популярность, как они сумели овладеть доброй половиной государств на нашей планете? Вульгарные объяснения в духе мирового коммунистического (или социалистического) заговора Хайек и его последователи отвергают. Ведь такие теории не объясняет огромной популярности тоталитарных учений. Если сторонники бюрократической теории тоталитаризма (Андре Горц) считают формирование рыночных отношений одной из важнейших причин, приведших к росту бюрократизма, то неолибералы решительно противопоставляют рынок и бюрократию. Правда, Хайек в своей работе "Общество Свободы" признает, что внутри крупных корпораций складывается тип отношений, основанный на иерархичности и бюрократизме, и это, конечно, отнюдь не способствует развитию общественной свободы. Но, в целом, с точки зрения неолибералов, рост влияния бюрократии в большинстве случаев противоположен интересам субъектов рыночных отношений: бизнес скорее заинтересован в свободной торговле и относительно простых законодательных правилах, чем в государственной регламентации и протекционизме. Нет, дело не в заговорах и не в бюрократизме, как таковом, а в исконном стремлении людей к коллективистским формам общественного устройства и к социальному равенству - в стремлении, с точки зрения Хайека, ошибочном. Это стремление Хайек называет "пагубной самонадеянностью" и посвящает ему целую книгу с аналогичным названием. Человечество, говорит Хайек, не сразу пришло к современным формам общественного устройства, основанного на рыночных отношениях и частной собственности. Этому предшествовали десятки тысяч лет существования в маленьких, часто изолированных друг от друга общинах, основанных на принципах коллективного взаимодействия и социального равенства. В мышлении людей и сегодня присутствую какие-то архаические пласты, связанные с этой древней эпохой, которые закреплены в нашей культуре и передаются из поколения в поколение. И не только присутствуют, но и в значительной степени задают мотивы нашего поведения. Такому обществу Хайек противопоставляет современное общественное устройство - рыночную систему, - где поведение людей определяется с помощью спонтанного взаимодействия на основе законов спроса и предложения, а не на основе личных связей. Он даже отказывается называть капитализм "обществом" - чтобы избежать "опасной путаницы" - и предлагает собственное название - "расширенный порядок": "Товарищество индивидов, поддерживающих тесные личные контакты, и структура, формируемая миллионами, связанными только через сигналы, исходящие от длинных и бесконечно разветвленных цепочек обмена, - образования совершенно разного типа, и одинаковое их наименование не только является фактической ошибкой, но и почти всегда мотивировано подспудным желанием создать расширенный порядок по образу и подобию любезного нашим сердцам братского содружества. Удачно охарактеризовал такую инстинктивную ностальгию по малой группе Бертран де Жуванель, сказавший, что "среда, в которой первоначально жил человек, остаётся для него бесконечно привлекательной, однако любая попытка привить её черты обществу в целом утопична и ведёт к тирании"". Если эти мечты воплотятся в жизнь, то придется расстаться с частной собственностью и рынком, которым, - справедливо замечает Хайек, - нет места в "маленькой архаической общине", ведь они противоречат "любезной нашим сердцам идее братского содружества". Поэтому, главный неолиберальный рецепт борьбы с тоталитарными тенденциями - это расширение сферы применения свободного рынка, жёсткое законодательное закрепление механизмов частной собственности и разгрузка государства от экономических функций.

Итак свободное общество, это НЕ-ОБЩЕСТВО, или даже АНТИ-ОБЩЕСТВО. Однако здесь становится уместным вопрос: если свобода совершенно противоположна "инстинктивной ностальгии по малой группе", как утверждают неолибералы, то не приведёт ли воцарение этой "свободы" к уничтожению таких свойств человеческой натуры, как доброта, отзывчивость, взаимопомощь, солидарность? Не будет ли "общество свободы" настолько холодным и эгоистичным, что в нем не захочется жить никому, кроме теоретиков неолиберализма? К тому же, если, по представлениям Фридриха Хайека, архаические культурные пласты почти неуничтожимы, "бесконечно привлекательны" и играют огромную роль в жизни людей, то стоит ли вообще с ними бороться? Может быть, как раз более естественно было бы поискать какие-то возможности для синтеза этих коллективистских устремлений и идеи индивидуальной свободы?

Особую откровенность Хайек обретает, наконец, в своей последней книге, о которой мы уже упоминали, - в "Пагубной самонадеянности". Нужно ведь как-то объяснить, почему капиталистическая система все же возникла, несмотря на огромное сопротивление "архаических пластов мышления", стала почти глобальной, и утвердилась, да так, что многому вокруг пришлось потесниться. В заключительной части "Пагубной самонадеянности", в разделе под названием "Естественный отбор блюстителей традиций", Хайек предлагает вниманию читателей своё объяснение: "Часть ответа сводится к тому, с чего мы начали, к эволюции систем морали через механизм группового отбора. Просто-напросто выживают и умножаются группы, ведущие себя требуемым образом". Ранее Хайек намекает на такой вывод следующими рассуждениями: "В социал-дарвинизме много ошибочного, но резкое его неприятие, высказываемое сегодня, отчасти обусловлено его конфликтом с пагубной самонадеянностью, будто человек способен лепить окружающий мир в соответствии со своими желаниями". В соответствии с мировоззрением Хайека, ошибка социал-дарвинизма состояла в чрезмерном увлечении биологизаторством. Тогда как человек - это все же не животное. Поэтому, хотя в человеческом обществе действуют те же механизмы естественного отбора, что и в живой природе, но не на биологическом уровне, а через закрепление определённых норм поведения, определённых обычаев и элементов культуры у тех сообществ, которые сумели выжить в конкурентной борьбе. А выживают наиболее сильные в экономическом отношении, наиболее эффективные сообщества. И Хайек апеллирует к древнему изречению философа Гераклита: "Война - основа всего".

Но что тогда должно произойти с теми сообществами и индивидами, которые не сумеют выиграть в войне? В войне ведь всегда кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает (впрочем, бывает и так, что погибают все...). На это Хайек намекает в следующем отрывке: "Оборот "социальная справедливость", по очень давнему и резкому выражению одного более мужественного, чем я человека, - это просто "семантическая передержка, тёмная лошадка из той же конюшни, что и "народная демократия""". Иначе говоря, упорный труд и экономическая эффективность позволят людям и обществам надолго задержаться в этом мире, но если у них ничего не выйдет, - пусть пеняют на себя. Работа делает свободным. Однако нацисты - и те, которые были когда-то, и те, которые есть сейчас, - ещё более откровенны, чем неолибералы, и открыто признают, что жизнь в "обществе свободы" окончится для многих из нас на дне выгребной ямы

Удивительным образом "анти-тоталитарные" идеи Хайека смыкаются в этом пункте с вполне тоталитарными идеями нацистов. И это заставляет задуматься вот над каким вопросом: а в действительности так ли уж они антитоталитарны?

 

Hosted by uCoz